Вячеслав Смирнов

Искусство говорит сердцем: скульптор о боли от вандализма, «совке» в мышлении и вере в людей

День в мастерской начинается с чая, говорит скульптор Вячеслав Смирнов. «Я утром очень тяжёлый, тугой, — комментирует он, — сплю на ходу. У меня утро — тяжёлое время». Мы побывали в мастерской скульптора и выяснили, в какой обстановке он работает. В Новгороде установлены несколько работ мастера. На набережной можно увидеть ангела, а рядом с культурным центром «Диалог» — человека на ходулях.

Вячеслав Смирнов рассказал, что радует в творчестве и что его убивает, какие моменты раздражают в заказах. Также обсудили отталкивающее от гадостей искусство и «синдром вахтёра» местных чиновников.

Украсить город и не огрести

— Городу не хватает новых идей, — считает скульптор. — Я очень ценю старое, что в нём есть. Но есть много примеров во всём мире, люди шикарно сочетают современное искусство, архитектуру и старинные замки, церкви. Это очень круто. В моём понимании это должно быть вместе.

Всё, что у нас появляется, — это такая совковая академическая скульптура. Скульптуры без попытки чего-то нового. То, что будет вызывать меньше всего вопросов. Как было 50 лет назад, что сейчас — не поменялось ровным счётом ничего.

Есть много мест, которые Вячеславу хочется «оживить». И дело не столько в скульптуре, сколько в простом благоустройстве. Следовало бы для начала просто привести эти места в порядок. «Элементарно, чтобы были дорожки, уборку навели, деревья почистили, которые падают или сухие, корявые стоят, — перечисляет новгородец. — Много в городе общественных мест, где помойка».

А когда появляется желание установить в городе скульптуры, инициаторам приходится преодолевать немало препятствий. Возникают трудности с разрешениями администрации, согласованиями со службами, отвечающими за сети и коммуникации.

— У меня был юношеский максимализм, когда я хотел наделать скульптур и по городу поставить, — делится Вячеслав Смирнов. — Выяснилось, что это чревато, — не то, что не дадут, я могу ещё и огрести за это. Штрафы есть, могут просто [сказать]: «Слушай, забирай свою фигню и свободен», — как повезёт. Первый раз мы столкнулись с этим, когда Птица Сирин больше года простояла в мастерской. Не могли её установить, потому что там миллион согласований, и никто не готов был брать на себя ответственность. В нашем городе тяжёлый случай: люди, занимающие посты, в рамках своих полномочий не готовы принимать решения. Я за то, чтобы люди, а зачастую это мужчины, — подчёркивает собеседник, — принимали решения. Даже если ты боишься, откажи, но чётко, и сформулируй почему. У нас просто всё затягивалось. Либо другой момент — когда все чувствовали себя маленькими царьками. Особенно те, кто не подчиняется городским, областным властям. Когда прямым текстом говорят замам губернатора: «Я вам ничего не дам поставить». Это на Ганзу было (Ганзейские дни проходили в 2009 году – прим. ред.).

Его спрашивают: «А почему? Вот, смотрите, такой проект, как вписывается». «Мне плевать». Он даже похлеще сказал. Ему всё равно, он не подчиняется здесь никому. Это «синдром вахтёра» — когда человеку дали какую-то должность, где он может выделываться. Вот это мешает больше всего.

Принципиально другой опыт — с установкой скульптур в Веряжском парке в Западном районе. Тогда нужно было представить проект общественному совету сквера и согласовать его с жителями. Казалось, что это «путь максимального сопротивления». Но на деле всё оказалось намного проще, горожане очень быстро одобрили идею.

Обрести творческую свободу

 

Вячеслав Смирнов учился в новгородском колледже искусств на педагога и мастера резьбы по дереву. Однажды он вместе с братом поехал в Кишинёв к дяде, художнику и дизайнеру, у которого была большая мастерская, в том числе — кузница.

— Мне захотелось на кузнице поковырять железки, — вспоминает Вячеслав. — Деревяшками больше не занимался — отрезало напрочь. Люблю дерево как материал, он очень приятный, тёплый. Но почему-то не испытываю особого удовольствия. Мне интереснее стало с железом. Нравится камень. Люблю, когда получается совместить камень с железом. У меня это есть в работах. — Он добавляет: — Дядька позволил взглянуть шире. Мы все, особенно в юности, очень… — скульптор ограничивает ладонями обзор, показывая зашоренность взгляда. — Сейчас есть интернет. Я по своим детям понимаю: им нужно показывать, разворачивать голову. Всё вокруг, но при этом они не обращают на это внимание. И мы были такие же. Откуда все субкультуры? Это узкий взгляд на что-то. Попал взгляд сюда, всё, он смотрит туда, попал более широко — повезло, клёво.

Раньше можно было освоить ремесло, став подмастерьем. Опытный художник содержал ученика и давал базовые знания, а тот выполнял грубую работу.

— Подозреваю, что в какой-то мере это всё сохранилось, — рассуждает Вячеслав Смирнов. — Просто это называется теперь не так, и нет жёсткого контроля. До сих пор, люди учатся у мастера и потом делают то же самое. И в то же время ты можешь своё творчество реализовать. То есть уже в этом смысле не ограничен, тебя никто по рукам бить не будет, и еду получишь в другом месте, не у этого мастера.

В колледже студентам давали ощущение творческой свободы, не ставили жёстких ограничений. Нужно было выполнить задание технически правильно, но разрешалось по-своему.

 

— Изгалялись, как могли, но геометрической резьбой, — вспоминает Вячеслав. — Это было круто. Огромное спасибо Борису Константиновичу Петрову. Это новгородский художник, он преподавал в училище искусств. Как мастер он учил нас правильно резать, работать с деревом, но при этом оставил нам место для себя. Вот за это ему огромная благодарность, потому что зачастую в учебных заведениях всех [ставят] на одни рельсы. Поэтому многие теряют огромный творческий потенциал, не умеют делать своё.

Скульптор признаётся, что у него учить других не получается. Сам он не может дать творческой свободы ученикам.

— Из меня не очень учитель, — замечает Вячеслав Смирнов. — Я не настолько уравновешенный и спокойный. Поймал себя на мысли, что начинаю занудничать и хочу, чтобы сделали по-моему. Если я не способен от этого избавиться, лучше не надо. Я могу что-то подсказать. Все друзья-товарищи, кто металлом занимается, мы все делимся. Это нормально, клёво. Тем более, сейчас с точки зрения экономики творчество тяжело даётся. Секретики у нас тут — нет, это всё глупо.

Торопыга и разгильдяй

Первая скульптура получилась, когда Вячеслава позвали на день рождения. У него не было подарка. Так скульптор «сваял первого человечка». Сейчас в Новгороде можно увидеть несколько его крупных работ. Это ангел на набережной Александра Невского, человек на ходулях рядом с «Диалогом», оператор на здании «Славии», рыбак во дворе дома на улице Фёдоровский ручей, «Улитки на склоне» и фигурка поэта Кобаяси Исса в Веряжском парке.

— Я не очень люблю миниатюрные скульптуры с точки зрения материала, технологии и моего художественного видения, — говорит мастер. — Совсем маленькие работы делать не могу технически. И это такая, на мой взгляд, прикольная цацка, которую лучше литьём попробовать сделать.

Но на заказ иногда приходится делать миниатюрные детали. Например, недавно был заказ статуэтки — мужчина с собачкой. «Я на собачку, — говорит, — угробил гораздо больше времени, чем на всё остальное». Когда заказчик хочет что-то конкретное, обсуждает пожелания, чтобы поймать настроение. Чаще всего люди заказывают вещи в подарок. Также скульптор занимается изготовлением лестниц, ограждений, светильников. Нужно находить силы и продвигать бизнес, соглашается он, сейчас никто не будет «за ручку таскать». Но ему сложно переключиться на такой формат.

 

— Очень несистематизированный и разгильдяй в плане продвижения, — комментирует Вячеслав Смирнов. — Долго не выкладываю. Все убеждают, что надо это. Наверное, это правильно. Может быть, к нам пришёл американский взгляд: ты должен быть популярен. Походу, мне это вообще мимо. Как-то не сложилось.

Когда клиенты покупают готовые работы — идеальный вариант. Приятно, когда скульптура «цепляет», будит чувства и эмоции. Хотя это может не совпасть с тем, что вкладывал художник. По словам мастера, важно, чтобы человек не остался безразличным, пусть и считал другой смысл, придумал свою историю.

— Ценно, когда в работе есть душа. Корреспонденту из Голландии как-то отвечал на вопрос, что для меня творчество. Меня просили сформулировать ёмко. Это такой шёпот моего сердца, голос сердца. Это то, как моё внутреннее разговаривает с миром. С этой точки зрения каждый всё равно услышит свой вариант своим сердцем, — резюмирует Вячеслав Смирнов.

Самое утомительное в работе — понять и освоить технологию.

— Мы же все торопыги. Я по крайней мере, торопыга, мне хочется скорее-скорее. Особенно, если идея уже есть, её хочется скорее реализовать. И от этого начинаешь торопиться и делать всё неправильно. Приходится переделывать, либо делать заново, либо ты портишь кучу материала, — комментирует Вячеслав.

Самое радостное и вдохновляющее в деле, когда «ловишь момент». «Причём можешь в это время какой-то дурацкой работой заниматься. Что-то тут поварил, почистил, но так, что даже времени не замечаешь. Раз, очнулся: «А что я здесь делаю-то?» И понимаешь: что-то уже наваял. Вот это круто», — говорит мастер.

А самое обидное, — когда «идеи в стол». Делаешь полгода эскизы, продумываешь макет, рассчитываешь полную смету вплоть до каждого самореза, а потом всё вдруг останавливается из-за самодурства заказчика.

— Я знаю, что ещё меня раздражает! — добавляет скульптор. — Есть у меня такие маленькие работы — ангелочки. Они очень шкодные и прикольные, простенькие и какие-то уютные. Как только компания заказала 79 штук, и эта масса стояла на столе, — ничего хуже в плане творческой смерти не испытывал никогда больше. В этом смысле последний фестиваль Достоевского (международный театральный фестиваль им. Ф.М. Достоевского в театре драмы — прим. ред.), честно говоря, еле вытянул. Потому что их было слишком много: 22 статуэтки, это перебор. Они все разные. И это моя упёртость — я пытался в каждую вложить историю. Это герои произведений Фёдора Михайловича, они с определёнными характерами. Это было тяжело. Количественная вещь всегда убивает творчество.

Отдохнуть и восстановиться помогает общение с друзьями. Вячеслав увлекается музыкой, любит страйкбол. Энергию, новые силы даёт природа.

— Были моменты, когда всё, край. Эмоционально выгораешь. Садился в машину, даже один мог уехать на час-полтора куда-то на берег, в любое место без людей, в тишину. Это помогает, — делится скульптор.

— Не думали о том, чтобы переехать из Новгорода, пожить в другом месте?

— Мне постоянно предлагали куда-то уехать, даже на хороших условиях. И что-то меня всегда останавливало. В итоге понимаю, что я и не хочу. Мне нравится город своей энергетикой. По большому счёту сейчас всё равно: в интернете хоть с Австралией, хоть с кем — работай по всему миру. Какая разница, где я буду делать. Мне комфортно здесь. И мне бы хотелось, чтобы город развивался.

Вандализм и вера в людей

После появления новых скульптур иногда новгородцы высказывались довольно резко.

— Поднимается хай: «Вот, зачем это надо, да лучше бы эти деньги туда» или «Что за уродину поставил, да кому это нужно», — вспоминает отзывы Вячеслав.

— Как вы относитесь к этим комментариям?

— По-разному. Сейчас спокойно. Поначалу тяжело отсечь, кто конструктивно критикует. Я очень хорошо отношусь, когда мне по делу говорят. А когда просто: «А, говно». Ну, это твоё виденье.

— Кто для вас является авторитетом? Чьё мнение важно?

— Прежде всего, моё собственное. Думаю, это ключевое. Для меня состоялась реализация, то есть я доволен, считаю, что получилось. И мне не стыдно показать. И чаще всего так получается, что принимают нормально. Всё равно всегда найдётся на любую работу, кого что-то не устраивает, что б ты ни делал. Кто бы что ни делал.

— Как вы воспринимали случаи вандализма?

— Ужасно. Это тяжко, это очень выносит.

Вячеслав рассказывает, что его скульптуру «Семья» приходилось восстанавливать трижды. Первый раз её разрушили буквально через несколько дней после открытия. На четвёртый её было уже не восстановить — пошли глубокие трещины, с которыми ничего было не сделать. Работа рассыпается.

— Я сторонник того, что всё равно надо пытаться делать, иначе ничего не изменится, — убеждён автор. — Если люди не видели ничего такого, и вдруг им дали, наверное, по дикости они будут ломать, в основном, дети ломают и подростки. Хотя забавный случай получился: сначала плевались на птицу (Сирин — прим. ред.): «Зачем вообще поставили?» Потом, наоборот: «Что-то за ней не следят». Начали вдруг все резко заботиться. Был неприятный момент, когда уже взрослые люди выломали часть клетки, чтобы можно было туда залезать и фотографироваться. Там крепко было: узел сварной, который просто так не своротишь, его выбивать надо.

Но постепенно укрепляется вера в людей. Когда от мастерской похитили фигурку поэта Кобаяси Исса, её очень быстро вернули. К краже привлекли внимание в соцсетях, и скульптуру отдали обратно. А сейчас в Веряжском парке жители вяжут для неё шарфики и одежду, наряжают поэта зимой, фотографируют и делятся в инстаграме.

Вячеслав приводит ещё один пример: молодые художники из «Дизайн-платформы» организовали арт-поляну рядом с церковью Михаила на Торговой стороне. Раньше это было заброшенное место.

«Здесь был прям общественный туалет, — говорит скульптор. — Мы заколебались гонять людей. Появились объекты — стало гораздо меньше. Пространство украшается, сам факт, что тут кто-то что-то делает, людей немножечко отталкивает от гадостей».

Фото Светланы Разумовской и из архива Вячеслава Смирнова