Про женщин и слонов, или куда делась асфальтоукладчица

Границы между мужским и женским в обществе стремительно стираются. Мужественная женщина воспринимается нормально. А как быть с женственным мужчиной? О гендерной самоидентификации и «стеклянном потолке» мы поговорили с доктором философских наук Надеждой Орловой.

Хорошо (ли) быть русской женщиной

– Если не касаться биологической плоскости, с социальной точки зрения мужчина и женщина сейчас – равны?

– В социальной сфере да. Но всё равно существует так называемый «стеклянный потолок». Он хорошо виден в политике. Но и сами женщины чаще голосуют за мужчин. Это происходит не только у нас. Хотя в скандинавских странах испокон веков парламенты состоят из мужчин и женщин в равной пропорции.

– Почему у нас сложилось иначе? Ведь женщины в России были даже императрицами.

– Женщине в русской традиции повезло. Поэтому у нас не были развиты феминизм и суфражизм. Русская женщина ещё по законодательству XIX века была включена в наследственное право. В литературе часто встречаются барыни, которые овдовели. Они имели право наследовать, и им необязательно был нужен опекун. В этом смысле мы опережали европейских женщин. Также женщина ещё до революции была включена в избирательное право (только на территории Великого княжества Финляндского – прим. автора).

– Право-то было, но важно, как оно реализовывалось.

– Уже это – не мало. В США и Европе женщинам разрешили ходить голосовать только после второй мировой войны, когда была принята декларация ООН.

А «стеклянный потолок» – это как раз то, что нивелирует существующее право. Он работает в любой профессиональной среде, особенно если она связана с высоким статусом и зарплатой. Университетский преподаватель, профессор, декан, проректор, как правило, – мужчина.

Как-то в СПбГУ проходила выставка «Знаменитые универсанты». Из ста персонажей только три были женщинами – поэтесса Ольга Форш, лыжница, фамилию которой я сейчас не вспомню, и нынешний президент Литвы Даля Грибаускайте. Я тогда написала статью «Университетская доска почёта». Мне стало интересно, как женщины награждались и были ли они у руля университета. Когда Санкт-Петербургская академия пришла в упадок, её руководство поручили Екатерине Дашковой. Та подняла её из руин – наладила публичные лекции, запустила традицию чтения лекций на русском языке и создания на нём учебников. Более того, если до этого к нам приезжали учиться только иностранцы, то она изобрела систему, которая привлекла и российских юношей. Только через 200 лет ректором университета стала другая женщина – Людмила Вербицкая.

Статус

– В ситуации с награждением можно вспомнить и конкурс «Учитель России», победителями которого в большинстве случаев становятся мужчины, несмотря на преобладание женщин в профессии.

– Мне кажется, всё-таки некоторый паритет там выдерживается. Кстати, почему в школьной педагогике, в основном, женщины, а в вузовской – мужчины? Из-за разного статуса. Чем он ниже, тем больше в профессии женщин, чем выше – тем больше мужчин. Ещё совсем недавно асфальтоукладчица была распространённым анекдотическим персонажем. А сейчас вы её не найдёте. Потому что в этой сфере изменилась система доходов, и как следствие гендерный состав. То же самое происходит в сфере обслуживания – в магазинах, кафе работают красивые молодые мужчины. Обслуживающий труд перестал быть признаком слабости.

– Статус влияет и на речь. Зачастую феминитивы, обозначающие профессиональную принадлежность, выражают непрестижность рода деятельность – «библиотекарша», «продавщица», «секретарша». Обычно люди этих профессий предпочитают употреблять слова мужского рода: «я – библиотекарь», «я – секретарь» или «я – продавец». О чём это говорит?

– Феминитивы – очень модное направление. В 20-30 годы тоже была такая мода. Как только женщина включалась в профессию, мгновенно образовывались феминитивы, например, «трактористка». Потом они ушли. Трактористка, может быть, и осталась, а вот «депутаток» – нет.

– Не говоря уж о «профессорках».

– «Профессорки» есть в польском языке. Это – официальный термин. У нас устоялись формы «писательница» и «поэтесса».

– Хотя Ахматовой и Цветаевой слово «поэтесса» не нравилось.

– Это ловушка, когда мы пытаемся признать свой пол или за счёт дискредитации другого, или опротестовывая свой собственный. Женщины сами стремились к тому, чтобы быть художником, а не художницей. Этим же была продиктована реакция поэтесс. «Поэтесса» как будто рангом ниже, чем «поэт». Сейчас другая мода.

А как быть со слоном?

– Не преувеличены ли гендерные проблемы, если сейчас признаётся, что мужское и женское есть и у мужчин, и у женщин?

– Мы живём в худо-бедно налаженном правовом пространстве и можем прийти в любую профессию. И мужчины, и женщины стремительно осваивают новые сферы. В правовом поле все равны, но в рекламе автомобиля за руль сажают мужчину, потому что к нему больше доверия. Хотя по статистике женщины совершают меньше правонарушений на дорогах.

В 20-х годах пытались научно обосновать, что женщина не может заниматься рядом видов деятельности из-за особенностей структуры мозга. Был выдвинут тезис, что у женщины мозг меньше по объёму, а кроме того мужчина – левополушарный, а женщина – двуполушарная или правополушарная. На что один из оппонентов возразил: «А что делать со слоном?». У слона мозг большой. После этого всякие попытки объяснить, почему женщина не может заниматься той или иной деятельностью, прекратились.

Отец и Дева Мария

– Как вы оцениваете роль религии в формировании гендерных матриц? Как она влияет на гендерную самоидентификацию с учётом её патриархальности?

– Нельзя сказать однозначно, что она патриархальна. Да, тема отца в религии звучит. Но я бы не сказала, что Церковь строится только на парадигме патриархальности. Дева Мария – образ практически равнозначный. У католиков и вовсе поклоняются именно Марии. Мне кажется, что всё не так однозначно.

К примеру, формирование таинства брака – попытка вывести людей из ветхозаветного родильного дома в отношения взаимной любви и ответственности, то есть высочайшего статуса и мужчины, и женщины. Новозаветное послание человеку – первая сексуальная революция. После этого человеку совсем необязательно быть семейным, как оказывается, ведь у нас нет этих заветов. Есть завет любить и нести ответственность. А подвигом становится аскетизм – безбрачие, монашество.

– Но в церкви как социальном институте мужчина и женщина не равны. Женщина не может посещать храм с непокрытой головой. Как с этим быть?

– На мужчин тоже накладываются определённые ограничения. Мы просто на это не обращаем внимания. Сегодня мода – обращать внимание только на женщин и то, как культура дисциплинировала их. Но культура всегда дисциплинировала и мужчин. Вы согласились бы сегодня 25 лет служить в армии? Мужчина это обязан был делать.

– Но это относится не к церкви, а к государству.

– Дело не в этом. Церковь точно также регулировала поведение мужчин.

– А сейчас?

– И сейчас также. На уровне нравственной системы. Все послания Церкви относятся как к мужчине, так и к женщине. Другое дело, как слабый по природе своей человек следует этому. Но идеал у него есть, и Церковь призывает к этому идеалу. Образ и подобие Божье есть некое движение к свету в конце коридора. Мы двигаемся к нему всю жизнь. Но, к сожалению, слабы мы.

– Вы сказали, что не существует заветов, предписывающих быть семейным, но церковь осуждает совместную жизнь вне брака, считая это блудом. Как это влияет на ситуацию с гендерным равенством? И возможна ли либерализация подхода в проблеме?

– Осуждает не только Церковь. Что значит, если мы с вами имеем отношения, но оттягиваем момент формальной регистрации? В культуре существует такая традиция, в которую мы не спешим вписаться. Мы подаём сигнал, что очень-то верим в эти отношения. Церковь нас призывает вдуматься в себя, стремиться к красоте, доверию, спасать друг друга. Разве вы не хотите, чтобы у вас были отношения «не пробные»?

– Но в традиции может произойти и перелом. Люди могут не рассматривать отношения как «попытку притереться». Они настроены на то, чтобы быть вместе. А отношения не регистрируют, потому что доверяют друг другу.

– Извините, но есть гражданские отношения, когда люди расстаются и им надо упорядочивать этот процесс. Церковь не против, если гражданские и государственные институты перейдут на другой договор, но это будет подразумевать некую прочную модель отношений. Почему таинство венчания происходит только после регистрации в государственных органах? Это значит, что пришли серьёзные люди. Что такое – прожить 50 лет вместе? Люди проходят через всевозможные испытания, заключают договоры, в том числе сепарации. Красоту этого сценария Церковь человеку и предлагает. Если мы уберём из жизни эти красивые сценарии, что у нас тогда останется? Красоты не останется. Где брать внутреннюю ось, за которую ты держишься и понимаешь, что жизнь имеет смысл? Как не крути, а только в человеческих отношениях.

Фото: Светлана Разумовская.