Завкафедрой русской и зарубежной литературы НовГУ Наталья Иванова о том, как, уже зная наизусть тексты Чехова, открывает в них что-то новое, и почему вдруг исчезает трагизм в рассказе писателя «Смерть чиновника».
— Почему вы стали изучать творчество Антона Павловича Чехова?
— Наверное, в чём-то совпала с личностью писателя, что-то зацепило в его творчестве и — навсегда. Мама подарила мне 30-томник Чехова на день рождения. Я начала читать с первого тома, так и читаю до сих пор, открывая всё новое и новое. Неисчерпаем.
Перечитываешь его произведения каждый раз и открываешь для себя что-то новое. Вот такое привычное и знакомое начало рассказа «Смерть чиновника»: «В один прекрасный вечер не менее прекрасный экзекутор, Иван Дмитрич Червяков, сидел во втором ряду кресел и глядел в бинокль на “Корневильские колоколаˮ. Он глядел и чувствовал себя на верху блаженства». Второй ряд кресел — партер, а он сидит с биноклем. Зачем? Идёт оперетка «Корневильские колокола» Планкета — игривая французская комедия. Девушки танцуют французский народный танец в деревянных башмаках, играют не очень длинными юбками. Что рассматривает чиновник? Почему чувствует себя на верху блаженства? Рассматривает хорошеньких актрис. Билет во второй ряд (в первом сидит генерал) стоит пять рублей — это очень дорого. Чиновник 14 класса позволяет себе такой билет, в оперетке без жены… Меняется восприятие текста, восприятие героя. Думаешь, как же можно было читать столько раз и не замечать?
— Хорошо ли современные люди понимают чеховские тексты?
— Увы, далеко не все. Когда я своих студентов учу понимать чеховский текст, часто слышу недоуменное: «И это Чехов?..». Открытие! А иногда говорят, что больше нравятся произведения Достоевского или Толстого. Чехов заставляет думать о том, что стоит за каждым словом, а у Толстого и Достоевского всё понятно, всё прописано.
— У вас научно-педагогический стаж около 40 лет. Какую часть этого времени вы посвятили изучению творчества Антона Павловича?
— У меня такое ощущение, что Чехов со мной был всегда, он был для меня любимым писателем еще в школе, и тогда, когда я сама стала учителем русского языка и литературы, проводила чеховские вечера, спектакли. А когда пришла на кафедру в университет и мы с научным руководителем, профессором Вячеславом Анатольевичем Кошелевым, обсуждали тему будущей научной работы, я была точно уверена — это будет только Чехов. Наверное, я тогда разочаровала Вячеслава Анатольевича, не выбрав Пушкина, но я не жалею.
Я не только попала в свою тему, но и чувствую себя в семье чеховедов очень комфортно, у меня огромный круг единомышленников — коллег, друзей. С 2003 года состою членом Чеховской комиссии при Совете по культуре РАН, участвую во всех чеховских научных проектах — Летних (зимних) школах «Читаем Чехова», в Международных чеховских конференциях в Москве, Мелихове, Ялте, Таганроге, Сахалине, в научных выставках при Чеховских музеях, читаю лекции на конференциях «Молодые исследователи Чехова» и так далее.
— Заниматься одной темой на протяжении стольких лет вам не надоедает, это не наскучило?
— О, нет. Чем больше я узнаю, тем сильнее ощущение, что я мало знаю. Открылись чеховские архивы в 90-е годы, они в чем-то изменили наше представление о Чехове как о человеке, личности. Сейчас уже опубликованы полностью, без купюр, переписки Чехова с женой, сестры Чехова с женой писателя, становятся известны многие сведения о семье Чехова, убирается глянец, наложенный густо родственниками Чехова, развенчиваются многие мифы. Идёт переосмысление творчества Чехова, нам сейчас дано и открыто то, что было закрыто для наших предшественников, Чехова надо читать без идеологических установок и штампов, возвращать смысл, заложенный автором в тексте.
Самый современный «чеховский» писатель, у которого «прочеховлено» всё, — Юрий Буйда, его герой «Школы русского рассказа» посвятил чеховскому «Студенту» монографию, и я понимаю его. Наша работа с подругой, единомышленницей, профессором Лией Ефимовной Бушканец только по одному «Ионычу» разрастается, а мы всё находим новые и новые смыслы, потому что Чехов неисчерпаем.
Практически закончила подготовку переписки Ивана Алексеевича Бунина с Марией Павловной Чеховой по заказу Мелиховского музея, осталась контрольная сверка, готовлю книгу к открытию юбилейной бунинской выставки в чеховском музее. Заранее не буду раскрывать интригу, но она есть, поверьте/
— Что из произведений Чехова стоило бы добавить, например, в школьную программу? Что, наоборот, слишком рано для школьников?
— Что читать в школе? Думаю, «Хамелеона» понять 5–6-классникам трудно. Гораздо интереснее прочитать «Толстого и тонкого», о доносе тонкого, ябеды-предателя, прозванного Эфиальтом, о курении толстым, который прожёг папироской казённую книжку. В неё, видимо, пришлось спрятать папироску от гимназического начальства. За курение исключали из гимназии, но его не исключили, видимо, родители похлопотали, он добился больших чинов.
Этот рассказ можно читать и в 11 классе. Он о встрече двух однокашников. Один — успешен, тайный советник (третий класс!), а другой — всего коллежский асессор (восьмой класс). Пришедшее из детства ощущение дружеской, человеческой связи резко сменяется ощущением социальной пропасти, чинопочитанием. Но ведь тонкий в чём-то счастливее толстого, он женат, гордится своей Луизой, лютеранкой, у него сын, гимназист, получил повышение. Но умения ценить то, что тебе дано судьбой, иметь самоуважение тонкому не дано! Это человеческий опыт, отрицательный, но поучительный.
Понятен, я думаю, будет и рассказ «Мальчики», о побеге двух второклашек, начитавшихся Майн Рида, в Америку, чтобы добывать золото, сражаться с тиграми, убивать врагов, поступать в морские разбойники, пить джин и, в конце концов, жениться на красавицах. Правда, мальчиков задержали в Гостином дворе (они спрашивали, где продается порох), но есть уверенность, что такая мечта не пройдет бесследно.
— Какие произведения Чехова стоило бы прочитать в первую очередь? Какие, на ваш взгляд, обделены вниманием?
— Юмористические рассказы Чехова читать можно всегда, начиная с первого тома. Чехов из области «серьёза», как мне кажется, лучше понимается людьми взрослыми. Его открывают для себя не сразу, нужен жизненный опыт — потеря любимых людей, переживание разлук, одиночества, непонимания. Нужно знать, что такое несчастливая любовь, несложившаяся жизнь, усталость от непрерывного труда — тогда переживания чеховских героев становятся твоими. Я об этом слышала и видела сама не раз. Казалось бы, пьеса «Дядя Ваня» была прочтена несколько раз, а в театре для многих становится потрясением: «Это — про меня!». Чехов и сегодня ставится на сценах всего мира. Это драматург, не уступающий Шекспиру. Потому что рассказывает нам о нас.
